Ключевая интрига сегодняшнего дня, как и 50 лет назад — это ясная характеристика политического режима и актуальной модели социального устройства. От нее зависит точность всех последующих квалификаций и возможность верно поставить исследовательские вопросы. Можно ли характеризовать российский политический режим как авторитаризм? А как разновидность неотрадиционалистского устройства, которое все явственнее вступает в силу, или, пользуясь более современным языком политологии, как одну из версий неопатримониализма? А может быть речь идет о патернализме с сохраняющимися элементами советской версии социализма? Если кто-то говорит «да» одной из перечисленных характеристик, как он или она объяснит реформы образования, науки и социальной сферы, которые в форме идеологии и социальной технологии повторяют эксперименты в духе Маргарет Тэтчер — куда явственнее, чем любую разновидность классического, то есть популистского авторитаризма? Определенно, модель сложнее. И некоторых реалистов это убеждает в отсутствии всякой модели или программы. Но и такой взгляд фатально неточен. Программа имеется, и ее противоречия — также программны.
Объяснение нашему сбивчивому, непроясненному социальному опыту содержится в его периферийном характере. Даже опережая иные общества в некоторых измерениях исторического эксперимента, мы склонны считать себя отстающими и догоняющими. Между тем, по части ультрасовременных, то есть неолиберальных технологий управления российское общество шагнуло куда дальше Старой Европы в культурной и социальной сферах. И если результаты этих экспериментов получают официальное выражение на языке традиционных ценностей и призывов к патримониальному единству, это следует относить не к законам истории («вечная Россия»), а к законам жанра: кредиты самого разного рода в периферийных обществах, подвергнутых форсированной модернизации, охотнее выдаются под сплочение, а не под разнообразие.
Итак, решающий ответ, который объединяет в себе социальное и политическое — это неолиберальные технологии и тренды, которые российское общество разделяет сегодня с большинством прочих, в мировом масштабе. Такой ответ сразу же превращает «наш особый» случай в один из многих. Но не время этим оскорбляться. Времени катастрофически недостает. И по мере растущих требований эффективности, подотчетности, рентабельности вскоре времени может вовсе не остаться, чтобы спокойно и взвешенно анализировать ситуацию в ее собственном масштабе.
Ниже — семь статей и интервью последних лет, где я прослеживаю и детализирую неолиберальные компоненты в актуальной модели управления российским обществом и предлагаю объяснение тому, как они монтируются с неотрадиционалистскими риторическими формами.
Установочная статья «Культурная политика неолиберализма» (в «Художественном журнале», №83 (2011)) — критическое исследование неолиберального-неоконсервативного управления культурой и образованием как международной модели, которая приобретает гегемонный (но не тотальный) характер с 1990-х. Здесь можно посмотреть на структуру статьи: круг тем и явлений, подвергнутых анализу. Если по ссылке на сайт журнала открывается пустая страница, с текстом можно ознакомиться, воспользовавшись его pdf-слепком.
Интервью «По ту сторону «культурной политики неолиберализма»» (ХЖ, №84 (2011)) в развитие статьи, где уточнены и дополнены тезисы о субъективности советских и современных культурных работников, о правилах выигрыша и компенсации за проигрыш в неолиберальной игре и ряд иных важных тем. Если по ссылке на сайт журнала открывается пустая страница, с текстом можно ознакомиться, воспользовавшись его pdf-слепком.
Аналитическая рецензия по жанру и программа критического исследования по содержанию «Рассекреченный план Болонской реформы» (журнал «Пушкин», №2, 2009) — демонстрация общности модели университетских реформ в России и западноевропейских странах, их декларативный план и скрытые измерения, равно как критика некоторых практик в поле образования, ставших следствием этих реформ (редакция портала произвольно выделила полужирным некоторые фразы, эту отбивку можно просто игнорировать).
Анализ ключевых сдвигов в российском образовании за 30 лет «How Russian Universities Became the Future of World Education» на английском языке (на платформе Universities in Crisis, 2010) и перевод статьи на французский «Les universités russes aux avant-postes de l’éducation mondiale» (на сайте активистского академического движения Sauvons la recherche). Ключевой тезис статьи, развернутый в деталях: в контексте привычной риторики об отставании российского образования от мировых тенденций мы не заметили, как оказались в авангарде неоконсервативного (неолиберального) поворота.
Интервью «Из энциклопедии музей превращается в презентационную площадку» (журнал «Разногласия» — Colta.ru, март 2016) — о неолиберальной политике в музейной сфере и в культурном секторе, которая сопровождается известными формами неотрадиционализма и охранительства. Противоречат ли друг другу эти две линии? А если нет, в какой логике соединяются? Интервью предлагает ответ на эти и некоторых связанные с ними вопросы.
Интервью «Судьба университета» (в журнале «Культиватор», №3 (2011)), где прослежены и приведены к ясной форме противоречия, заложенные в модели «эффективного, конкурентного и рентабельного» университета, неявно (а порой и открыто) отсылающей к неоконсервативной/неолиберальной доктрине естественного неравенства. Важная часть текста — критическая деконструкция иллюзий, проецируемых на университет и высшее образование с разных сторон, которые соперничают за их программное определение.
Ранняя статья «Непослушная реформа образования» (портал Polit.ru, 2008) — о парадоксах «либерализации» российской образовательной системы, объявленных намерениях сделать последнюю коммерчески эффективной и альтернативах, которые может предложить университетское сообщество.
