по темам:
субъективные основания социального порядка
пространственные порядки и телесные схемы
социология социологии
социология науки и научной политики
социология культуры
артикуляция интеллектуального и политического действия
социальная история понятий
обыденная очевидность и эпистемологический разрыв
Субъективные основания социального порядка
2007 Социальные неравенства и справедливость: реальность воображаемого (рисунки современного общества в России и Франции)// Логос, № 5
Первая часть статьи по результатам международного (российско-французского) новаторского исследования, в котором соединяются метод биографического интервью и проективные техники, в частности, «рисунок общества». Исследование нацелено на выявление производящей основы произвольных, на первый взгляд, фигур социального воображаемого. Спонтанное отображение социальных неравенств в рисунке отсылает к иллюзии универсального порядка, подкрепленного педагогическим авторитетом школы, родительской семьи, политических институций. Ключевой вопрос, направляющий исследование — не только и не столько межстрановые сходства и различия, сколько соответствие между классами моделей иерархии и классами социальных позиций их носителей. Как показывает анализ, классы восприятия разграничены принадлежностью не к профессии, полу или полученному образованию как таковым, но к типам социальных траекторий, представляя собой производные векторов социальных перемещений и работы инстанций педагогического авторитета. В статье воспроизведены рисунки общества, сделанные российскими и французскими респондентами.
2007 Элементарная феноменология безбилетного проезда// Логос, № 3
Один из экспериментов по контролируемому нарушению социального порядка. Глубокое погружение в опыт безбилетного проезда во французском скоростном поезде, с заранее известными условиями: контроль билетов и стандартные санкции к нарушителю. Опыт предпринят как осознанный выход за границы привычных взаимодействий. Подробно зафиксированы взаимодействия пассажирами, столкновение с контролерами, собственные переживания и спонтанные реакции нарушителя.
2007 О возможности контролируемого нарушения// Логос, № 3
Установочная статья, в которой проанализированы условия и драматургия осознанного нарушения социальных границ/правил как метода социального исследования. Специальное внимание уделяется ключевой роли письма, в котором по ходу нарушения актуализируются намерения и мотивы исследования, исходно чуждые “естественной” ситуации, и которое превращает порицаемую девиацию в контролируемый эксперимент. Имплицитная методология опытов нарушения российских экспериментаторов сопоставлена с этнометодологической техникой нарушения рутинных взаимодействий (Гарольд Гарфинкель). Описаны практические и познавательные следствия того решающего обстоятельства, что в представленных случаях имеет место не нарушение конвенций и “легких” рутин, а занятие иной социальной позиции. Одним из таких следствий оказывается более активное присвоение экспериментальной ситуацией социальных привычек и телесных схем экспериментатора и, как результат, эскалация им игры в собственную нормальность. Другим следствием становится необходимость выбора средств восстановления привычного для себя порядка: занятия новой позиции, нормализации эксперимента или его прекращения. Итог серии опытов: раскрытие любого порядка как системы узаконенных нарушений.
Интеллектуальное как политическое
2009 Экономика и политика критического суждения// Неприкосновенный запас, № 5 (67)
Краткий эскиз эволюции производства культурных смыслов вне стен больших институций в 1990-2000-е, отчасти высвобожденного из-под диктата рынка и прямого давления государства. В сравнении с 1990-ми критика культурной индустрии как формы капитализма служит сегодня одним из стрежней критической культуры. В этом – свидетельство постсоветской интернационализации культурных моделей, более глубокой, чем принято полагать, при сохраняющихся отличиях российского случая от французского и иных европейских. Тот же критический взгляд на культурный капитализм, неравеномерно и с неодинаковой остротой представленный в различных секторах культурного производства (арт-рынок, современная литература, академическая наука, политактивизм) – основание для постепенной кристаллизации новых позиций по отношению к поколению культурных посредников и производителей, которое вступило на публичную и профессиональную сцену в 1990-е. Статья представляет собой развернутый ответ на вопрос: как сегодня политически и экономически возможно производство критической культуры? Композиционно это введение к тематическому блоку, куда вошли полная интересных деталей статья Влада Тупикина о современном российском самиздате (здесь можно прочесть ее в расширенной авторской версии), очень познавательная беседа Магнуса Эдгрена с молодым режиссером независимого кино Эммануэлем Ругланом о французской системе государственной поддержки культуры и ее эстетических эффектах, моя беседа с арт-активистом Дмитрием Виленским, в которой проясняются некоторые политические и эстетические ставки современного социально ангажированного искусства.
2008 Мишель Фуко – не только философ (Группа информации по тюрьмам). Владимир: МПГ “Система координат”; Владимир-Полиграф
Для большинства читателей во всем мире Мишель Фуко – это собирательное имя множества будоражащих и завораживающих текстов. Генезис этих текстов тем менее известен, чем больше сам Фуко заботился об уничтожении следов. Он не скрывал обстоятельств своей жизни и, более того, был способен превращать некоторые из них в интеллектуальную моду. Однако связь между смыслом его текстов и практическими обстоятельствами их написания всегда была предметом тонкой игры и многозначительных умолчаний. Эта притягательная полутаинственность еще больше способствовала тому, что большинство его текстов переводятся и прочитываются в России как сугубо теоретические. Между тем, при внимательном анализе биографического контекста, в котором есть место и политическому активизму, оказывается, что за некоторыми “теоретическими” понятиями и открытиями, играющими ключевую роль в аналитике Фуко, стоит вполне конкретный практический опыт. Таково понятие власти, которое с начала 1970-х превращается в центральную и определяющую категорию интеллектуальной работы Фуко. Решающим в ее кристаллизации становится опыт Группы информации по тюрьмам (1971-72), беспрецедентной по структуре и успеху активистской инициативе, которая меняет не только направление деятельности французского интеллектуала, но и политическую повестку французского активизма.
В этой развернутой лекции развернуто охарактеризована специфика Группы информации по тюрьмам как точки соединения интеллектуального и политического действия, место Фуко в Группе и место Группы в горизонте его интеллектуального опыта, набор тактик, используемых Группой для производства нового объекта политического интереса. Отдельную ценность издания представляет полное воспроизведение российской дискуссии, участники которой артикулируют целый ряд “простых” вопросов и убеждений, характерных для актуального в России взгляда на тюремный вопрос.
2006 Борьба против систем наказания как инструмент познания// Неволя, № 10
Выступление на конференции “Тюремный вопрос: исследование как инструмент борьбы (Россия и Франция, 1970-е и 2000-е)”, участниками которой стали российские и французские активисты, правозащитники, исследователи. В выступлении обозначены различия, с одной стороны, между активистской правозащитой 1970-х и профессиональной правозащитой 2000-х, с другой стороны, отличия между советским диссентом, основанным на примате достоинства и права (когда правозащитник выступает как честный двойник нечестного судьи, по сути, восстановитель порядка), и французскими активистскими (левыми) инициативами, которые выстраиваются на тезисе о допустимости и необходимости нарушения несправедливого актуального порядка. Модель советских подписных кампаний и, более широко, правозащитных инициатив сопоставлена с логикой действия французской Группы информации по тюрьмам, участниками которой были известные французские интеллектуалы (Фуко, Видаль-Наке, Делез, Жене и др.), тюремные работники и бывшие заключенные. В сборнике конференции опубликованы все основные выступления российских и французских участников.
2006 Дискуссия о смертной казни: 1977, обстоятельства, аргументы// Неволя, № 9
Статья отсылает к беседе Мишеля Фуко, Робера Бадантера и Жана Лапланша о смертной казни, состоявшейся за несколько лет до отмены высшей меры во Франции. Аргументы участников отнесены к обстоятельствам места и времени беседы, а также сопоставлены с логикой российских дебатов. Критически пересмотрен тезис о естественной справедливости, будто бы реализуемой в идеальной системе права и наказания. Наказание рассматривается с позиций реализма, а именно, как замкнутая знаковая система, где наказание измеряется не “естественной” тяжестью проступка, а отношением к другим наказаниям в рамках той же системы. Иными словами, связь наказания с преступным актом не имеет никакого естественного основания и произвольна, как знак произволен по отношению к означаемой вещи и непроизволен по отношению к другим знакам той же системы. Именно этот фундаментальный факт произвола меры наказания, а не универсальная мораль или возможные ошибки правосудия, является решающим аргументом против применения смертной казни.
2005 Личное дело декана?// Неволя, № 2 ( полная версия текста)
В 1996 году Россия присоединилась к мораторию на смертную казнь. С этого момента консервативные политические силы проводят регулярные кампании за отмену моратория, столь же громкие, сколь безуспешные. 15 лет спустя очередной виток активности консерваторов сошел на нет и политические аргументы, казалось, были исчерпаны. Но в 2002 году кампания за смертную казнь получила новый импульс. В нее вступил одиозный декан социологического факультета МГУ В.Добреньков, который инициировал ряд политических и медиатических событий, активно требуя восстановления казни. Он привнес в кампанию новые аргументы: представительство от лица науки и личную скорбь отца. В статье дан обзор этой кампании, подвергнуты анализу позиции сторонников и журналистов, сформулирован общий тезис об интересе новой, в т.ч. образованной российской буржуазии, ратующей за легальное умерщвление соотечественников. Этот интерес в меньшей степени связан с вопросами права и гораздо больше – с глубинной установкой классового расизма, который еще в XIX в. превратил низшие классы в “опасные”.
2002 Мораль в политике: насилие над господствующими// Полис, № 4
Расширенная версия текста, первоначально опубликованного в “лабораторной” версии. Проблематизация связи политики, педагогики и морали. В противовес большинству существующих подходов, мораль рассматривается как достояние прежде всего проигравших, анализируются условия, в которых мораль может быть повторо введена в политическое состязание. Одним из главных аргументов является силовой: превращение проигравших в коллективную силу. Однако этим спектр возможностей не исчерпывается. Другая, инструментальная возможность лежит на пути организованной медленной пытки господствующих, которая производила бы субъективый комплекс, привычно ассоциируемый с моралью, или “душой”.
[См. также тексты в разделе об ангажированном знании]
2006 Институты слабой дисциплины// Новое литературное обозрение, № 77
Впечатляющий эпистемологический прорыв во французских социальных науках послевоенного периода объясняется успешной институциализацией нетривиальных научных карьер в стенах новых и неортодоксальных интеллектуальных центов. В статье исследуется предыстория, профессиональные и политические условия становления и особенности функционирования таких научных центров “слабой дисциплины” (в сравнении с традиционной университетской моделью). Особое внимание уделено парижскому Дому наук о человеке и Высшей школе социальных наук, совместным произведениям историков разных поколений школы “Анналов” (Февр, Бродель, Ле Гофф), научных администраторов с “эксцентричными” социальными траекториями (Берже, Эллер) и международных научных фондов (Рокфеллера, Форда). Сотрудниками Высшей школы социальных наук стали основоположники различных направлений современного социального знания: Гурвич, Койре, Леви-Брюль, Ле Бра, Леви-Строс, Фридман, Барт, Бурдье, Деррида.
2005 Fragliche Autonomie. Zur Lage der Soziologie im heutigen Russland// Berliner Journal für Soziologie, № 3
Переработанная статья 2002-2003 о проблематичной научной автономии в российской и советской социологии.
2003 Бурдье/Хайдеггер: контекст прочтения (сопроводительная статья)// Бурдье П. Политическая онтология Мартина Хайдеггера /Пер. с фр. под ред. А.Т. Бикбова. М.: Праксис
Книга Пьера Бурдье о Мартине Хайдеггере стала важным этапом в дискуссии о политическом выборе немецкого философа, поскольку предложила анализ участия Хайдеггера в НСДАП за пределами логики “или, или” – чистая мысль или грязная политика. Бурдье показывает, что хайдеггеровская философия, структурно близкая продукции публицистов немецкой “консервативной революции”, представляет собой результат двойного позиционирования, одновременно в политическом и интеллектуальном пространстве. Сопроводительная статья описывает интеллектуальный и биографический контекст такого анализа. По сути, это социологическая биография Пьера Бурдье: его профессиональная траектория в интеллектуальном поле послевоенной Франции и теоретические ставки предпринятой им в середине 1970-х историко-социологической критики хайдеггеровской философии. Помимо того, в статье рассмотрено использование Бурдье принципа гомологии как основы социологического метода и отказ от причинно-следственного объяснения, удачным примером чему служит “Политическая онтология Мартина Хайдеггера”. С опорой на некоторые ключевые понятия, которыми оперируют Хайдеггер и Бурдье, в статье намечен общий схематизм предложенных ими онтологий, контрарных в политическом измерении.
2002-2003 Российская социология: автономия под вопросом (совместно с С.М. Гавриленко): Часть 1 – Логос, № 5-6 (2002); Часть 2 – Логос, № 2 (2003)
Развернутое исследование по социологии российской социологии начиная с 1960-х годов, заканчивая актуальным состоянием. В статьях прослежено воспроизводство ключевых фигур и форм социологического мышления, которые обязаны своим постоянством в 1990-2000-х устойчивости институциональных структур социологии и занятии ключевых позиций социологами, вошедшими в дисциплину в 1950-60-х гг. Анализ административных функций социологии объясняет ее ориентацию на решение социальных проблем и обслуживание политических заказов, а не на формирование автономных научных программ. Подробно исследуются несколько парадигматических случаев, выявляющих связь смысловых и силовых структур в дисциплине: специфика советской социологической методологии как продукт административной и политической институциализации дисциплины в 1950-60-х; политическая поляризация позиций академиков Т.И.Заславской и Г.В.Осипова в контексте их профессиональных траекторий; наследование здравого смысла советской социологии в 1990-х через воспроизводство институциональных структур; консервативная механика госстандарта в образовательной социологии на примере учебников А.И.Кравченко и В.И.Добренькова.
[См. также тексты об образовательной реформе и
о студенческом восстании на социологическом факультете МГУ]
2008 Der Begriff ‚Persönlichkeit‘ als Indikator latenter Bürgerlichkeit im ‚spätsozialistischen‘ Sowjetstaat// Diskurse der Personalität. Die Begriffsgeschichte der ‚Person’ aus deutscher und russischer Perspektive /A. Haardt, N. Plotnikov (Hgs.). München: Wilhelm Fink Verlag
Немецкая версия статьи 2007 года о тематизации «личности».
2007 Тематизация «личности» как индикатор скрытой буржуазности в государстве «зрелого социализма»// Персональность. Язык философии в русско-немецком диалоге. М.: Модест Колеров
Прослежены перипетии советской истории понятия “личность”, как элемента символического порядка, включающего официальную политику, социальные науки и философию. Смысловое поле “личности” формируется сопутствующими изменениями в связных контекстах, которые образуют систему советского “социализма”, со специфическими для нее оппозициями и напряжениями. Те же изменения затрагивают поле сил, обеспечивающих функционирование советского политического режима. Наиболее заметный сдвиг в балансе сил и смыслов отделяет период аскетического милитаризма 1920-40-х от эпохи “мирного сосуществования” 1950-80-х. Символическая революция конца 1950-х официально выводит “личность”, ранее ассоциированную с “буржуазным”, из-под власти “коллектива”. Эта реконфигурация сопровождается снижением символической ценности таких понятий, как “масса” или “война”, заменой определяющего понятия в контексте “потребностей” или “гармоничного развития”, а также введением в официальный советский словарь новых категорий, таких как “индивидуальные запросы” или “личный досуг”. Революция не является сугубо семантической. Она формирует целый спектр новых институций и форм знания: именно изучению “личности” обязаны своим существованием такие дисциплины и направления, как социальная психология, социология и “новая” советская философия. Новое знание становится продолжением политики ее же средствами: происходит обуржуазивание горизонта официально допустимого “советского”. В работе рассмотрены определяющие тенденции в пространстве гуманитарных дисциплин и официальной государственной риторики. См. также краткое изложение выводов работы в более широком исследовательском контексте: О революциях личности и реформах образования.]
2006 Функции понятия «гуманизм» в официальной советской риторике// Понятие гуманизма. Французский и русский опыт. La notion d’humanisme /Под ред. С.Н.Зенкина. Expérience russe et française. M.: РГГУ
“Гуманизм” – понятие советской официальной риторики, которое, на первый взгляд, относится к разряду периферийных. Однако, будучи связано с центральным понятием “социализма”, которое контекстуально переопределяется на протяжении всего советского периода, оно служит прекрасным индикатором разрывов и сдвигов в структуре официальных политических категорий. В статье прослеживается переход в определении социалистического гуманизма от “классовой ненависти” (1930-е) к “подлинным правам человека” (1970-е), вслед за изменениями баланса сил в недрах государственного аппарата и постепенным принятием советским госаппаратом правил игры, действующих на арене международного представительства.
2004 Философское достоинство как объект исследования// Логос, № 3-4
Что делает философа философом? И каковы средства поддержания иллюзии непрерывности философской традиции, при всех действительных изменениях в понятийном горизонте и институциональных структурах производства философских смыслов? В статье подвергнуты анализу социальные условия требований исключительности, которые философия присваивает себе в отношении научных дисциплин. Эти требования не случайны в контексте философского суждения, которое обосновано специфическим достоинством, свойственным “чистой философии” и “настоящим философам”. Учреждающее “чистую мысль” достоинство вписано в самые различные версии дисциплины (вплоть до наиболее современных) и является структурным эффектом места философии в образовательной системе, а также продуктом профессиональных стратегий, закрепляющих эту позицию в интеллектуальных иерархиях. Обращение к истории образования (включая труды Жака Ле Гоффа, Филиппа Арьеса, Джозефа Бен-Дэвида) существенно проясняет источник сходства между, казалось бы, во всем прочем столь несхожих философий, как труды Боэция, Эвальда Ильенкова или Жиля Делеза. Анализ социальных условий поддержания достоинства, основополагающего для философии (как привилегированного места всего возвышенного), позволяет наметить общую социологическую модель порождения философской речи.
2004 Французская мысль на экспорт// Русский журнал, 20 июня
Небольшой текст, который уточняет социальные параметры международно признанной “французской философии”, формирующейся принципиально вне университета и повторно завоевывающей университетские иерархии. Лапидарно описан поколенческий свдиг в интеллектуальных предпочтениях французских мыслителей: от HHH [Hegel, Husserl, Heidegger] у Сартра, Кожева, Койре, Ипполита, к NFH+M [Nietzsche, Freud, Heidegger + Marx] у Фуко, Деррида, Бурдье.
2002 Государство в научной проекции// Отечественные записки, №7
Специфика российского государства 1990-х может быть гораздо лучше понята при взгляде на сферу научной политики, которую, согласно общепринятому мнению, государство “покинуло” в начале десятилетия. Обновленные научные классификации являются в той же мере продуктом научного разума, как и государственного. Проанализирован корпус официальных суждений руководства Министерства науки, где двум родственным категориям, “наука” и “ученые”, приписывается явственно противоположная социальная ценность.
2004 Социоанализ культуры: внутренние принципы и внешняя критика// Новое литературное обозрение, № 63
Специалисты-гуманитарии часто критикуют социологов за редукционизм в изучении культурных явлений и процессов. Подобный упрек нередко адресуется даже такой изощренной и интеллектуально бдительной версии социологии культуры, как социоанализ Пьера Бурдье. В статье уточняется метод социоанализа, анализируются некоторые аргументы противников, представлена общая модель социоанализа культурных фактов.
2004 Рынки культуры как рынки вкуса и признания// Неприкосновенный запас, № 1
Критическому анализу подвергунты постулаты и следствия экономики культуры, которая пренебрегает спецификой культурных рынков, функционирующих за счет признания и вкуса. Необходимость социологической реконструкции, предваряющей любой экономический “просчет” рынков культуры, а также иррелевантность любимой экономистами модели максимизации выгоды обоснованы на материале различных областей культурного производства и потребления. Из этой перспективы теория рационального выбора предстает не более чем осовремененной разновидностью давней экономической “мономании”, которая приписывает человеческому поведению все тот же единственный мотив – максимизацию выгоды. Неуспех практического применения моделей, не учитывающих роль признания и вкуса в культурном производстве, служит одним из показателей их теоретической слабости.
2002 Новый гуманитарий в поисках идентичности (круглый стол)// Новое литературное обозрение, № 55
Диалог участников, выстраивающих междисциплинарные исследования с опорой на различные методологические доминанты. В ходе дискуссии я указываю на принципиальную важность анализа не только методологической новизны или критериев интеллектуальной легитимности нового знания, но характера институций и вариантов профессиональной карьеры, которые делают такое знание возможным. Речь идет о новом материалистическом понимании дисциплины (или междисциплинарности), где традиционные категории марксистского анализа (“буржуазность”, в позитивном смысле) подвергаются достройке с обращением к критическому анализу дисциплинарного контроля и арсеналу социологии профессий.
Пространственные порядки и схемы
2002 Москва/Париж: пространственные структуры и телесные схемы// Логос, № 3-4
Исследование города как системы различий, которая объективируется в его пространственном порядке и записывается в тело жителя в форме сложной привычки, а в тело туриста – в виде ощущения непривычности самых “естественных” величин и интеракций, предполагаемых городским пространством. “Бессознательное” городов подробно прослеживается на примере двух столиц, Москвы и Парижа, каждая из которых исподволь снабжает жителей своей системой очевидностей. Привычность, которая делает индивидуальное тело естественным продолжением города, нарушается при перемещении из одного пространства в другое, обнажая усвоенные очевидности. В основу текста положены дневниковые наблюдения перемещений автора между двумя городами.
2002 Социальное пространство как физическое: иллюзии и уловки// Отечественные записки, № 6
Что скрывается за наименованиями “Россия”, “Германия” или “Франция”? Социальные явления нередко попадают в ловушку натурализации, становясь предметом описания в терминах “природного”. Что говорить о пространственных явлениях, в частности, предметах географического ведения или государственной политики, которые представляются физическими величинами par excellence? В статье предлагается критический взгляд на физикализацию исходно социальных и политических феноменов, объективируемых пространственно. Подвергнуто критике базовое допущение консервативной геополитики о физических свойствах территории как естественном и первичном источнике политических и социальных характеристик. Приводится целый ряд контр-примеров и предлагается общая схема социального анализа пространственных величин.
2002 Пространственная схема аналитики Фуко: социальное объяснение как инструмент разрыва с горизонтом обыденной очевидности// Мишель Фуко и Россия /Отв. ред. О.Хархордин. М.: Летний Сад; СПб: Европейский университет
Цепочки самореферентных тождеств, образующие мир обыденной очевидности – это мишень эпистемологического разрыва, с которым более или менее успешно справляются различные версии социального анализа. В статье представлена одна из наиболее радикальных и продуктивных стратегий разрыва и обхода инертных тождеств, нацеленная на выявление внутренней структуры различных социальных областей. Речь идет о топологии социальных порядков, критически выстраиваемой Мишелем Фуко, который работает одновременно с феноменологическим и генетическим измерениями объекта описания, предварительно поставив под сомнение его наиболее легитимные представления и самопредставления. Такая познавательная стратегия подробно рассмотрена на примере “власти” – одного из ключевых предметов социальной теории, который Фуко переопределяет в номиналистском и полицентрическом ключе, заново реконструируя связь власти с телом и дискурсом. Обнажение схемы критической интеллектуальной работы Фуко предваряется в статье эскизом более обширного пространства социальной теории, которое с начала XX века определяется поисками достоверности в горизонте особой “природы” и собственного метода и где в результате этих поисков аккумулируется ряд кардинальных оппозиций, по-прежнему релевантных для большинства исследовательских программ. Не считая себя социологом и не разрабатывая строгой исследовательской программы, Фуко заново формулирует познавательный вызов, актуальный для любой социальной науки: отказ от узаконенных извне классификаций и исторически оправданная смелость устанавливать собственный регион достоверности.
2001 Формирование взгляда социолога через критику очевидности(Приложение)// Ленуар Р., Мерлье Д., Пэнто Л., Шампань П. Начала практической социологии /Пер.с фр. под ред. Н.А. Шматко. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя
Послесловие представляет собой, по сути, дополнительную главу к блестящему учебнику французских социологов, который демонстрирует специфику современного социального знания не в отвлеченных рассуждениях, а на примерах из исследовательской практики. Статья контекстуализирует историю и теорию исследовательской платформы, на которой находятся авторы учебника и которая является частью коллективного проекта школы Бурдье. В тексте изложены не только интеллектуальные предпосылки ряда исследовательских приемов и общая теоретическая перспектива, но также элементы социальной механики французской школы критической социологии, которая на протяжении нескольких десятилетий работала как социальный инструмент поддержания эпистемологического разрыва и продолжающейся инновации в социальных науках. Текстом для последующего ознакомления может служить интеллектуальная и профессиональная биография Пьера Бурдье, опубликованная в виде послесловия к русскому переводу захватывающего исследования социальной механики “чистой мысли” (“Политическая онтология Мартина Хайдеггера”).
2000 Метод и актуальность работ Мориса Хальбвакса// Послесловие к сборнику работ М.Хальбвакса «Социальные классы и морфология» /Пер. с фр. под ред. А.Т. Бикбова. М.: Институт экспериментальной социологии; Спб.: Алетейя
В статье представлены теоретические основания и методические приемы социологии Мориса Хальбвакса, ученика и сотрудника Дюркгейма. В международном социологическом контексте Хальбвакс более всего известен как разработчик теории коллективной памяти. Сборник статей и аналитических рецензий, положенный в основу данного текста, дает более разносторонее представление о его интеллектуальных интересах и сферах исследования. Среди вопросов, рассматриваемых Хальбваксом – понятие и реальность социальных классов, место статистики в исследованиях общества, конфликт социальных групп как источник логического суждения, факторы брачного поведения в военное и мирное время, относительная автономия сферы представлений, условия труда и особенности мышления различных профессиональных групп, коллективная предзаданность эмоций, а также целый ряд сюжетов, не менее важных и новаторских для социальной науки первой половины XX века. Особое внимание в статье уделено точкам эпистемологического разрыва: последовательному отходу Хальбвакса от тезисов физикализма и эволюционизма; постановке под вопрос тела и времени как констант, не зависимых от социальной динамики; критике монотематизма в социальном объяснении и обоснованию плюрализма социальных порядков, в противовес монолитному “Обществу с большой буквы”. Помимо того, статья обозначает направление дальнейшего движения от некоторых “больших” теоретических допущений, разделяемых Хальбваксом, к современной социологии, которая обосновывается на почве стохастической концепции социального факта, отказе от объяснения через ненаблюдаемые величины и уходе от однонаправленных причинно-следственных моделей.
2000 Пространственная схема социальной теории как форма объективации властного интереса теоретика: Парсонс/Фуко (совместно с С.М. Гавриленко)// Пространство и время в структуре современной социологической теории /Отв. ред. Ю.Л. Качанов, ред.-сост. А.Т. Бикбов. М.: Изд-во «Институт социологии РАН»
Статья предлагает сравнительный анализ двух контрастных стратегий социального теоретизирования: с одной стороны, жреческой номинации и установления системы тождеств в рамках всюду прозрачного, однородного и ясно иерархизированного социального пространства, с другой, пророческого сомнения, ведущего к регистрации множественной и гетерогенной топологии социального мира. Анализ предпринят на материале концепций Толкотта Парсонса и Мишеля Фуко, неравнозначных теоретиков, не работавших в общем дисциплинарном горизонте, но со всей отчетливостью продемонстрировавших разницу интеллектуального переупорядочения “одних и тех же” проблемных областей: власти, тела, социального порядка, региональных онтологий. Анализ текстов центрирован на глубинной схематике социального пространства – порождающей грамматике любого дальнейшего описания и объяснения социальных реалий. Выявленный схематизм дополняет оппозицию имманентного/трансцендентного социального объяснения (см. ниже) и позволяет анализировать властное libido теоретика одновременно с анализом собственно теоретических различий.
2000 Имманентная и трансцендентная позиции социологического теоретизирования// Пространство и время в структуре современной социологической теории /Отв. ред. Ю.Л. Качанов, ред.-сост. А.Т. Бикбов. М.: Изд-во «Институт социологии РАН»
Диалог между двумя позициями социального объяснения и теоретизирования, которые представленны обобщенными арументами и взаимной критикой: позиции “над” изучаемым миром, допускающей наличие привилегированной области смыслов (в которой расположен сам наблюдатель), недосягаемых для социальных детерминаций; и позиции “в” описываемом мире, принимающей собственную ограниченность и озабоченной генетической связью объяснительных возможностей с социальными условиями. Форма диалога позволяет достичь глубины и детальности в проработке посылок, одновременно сообщая тексту ясность и легкость. С момента публикации статья неоднократно использовалась коллегами в учебных курсах. Помимо дидактических преимуществ, статья предоставляет основу для дальнейшей, более подробной классификации теорий и подходов, создаваемых в горизонте современной социальной науки.
