На протяжении всей своей научной жизни математик и создатель фрактальной геометрии Бенуа Мандельброт возвращался к вопросу о математическом приближении к природным формам. Одна из первых его статей была посвящена парадоксу измерения береговой линии Великобритании с использованием дробной (фрактальной) меры. Книга, принесшая ему мировую славу, прямо связывала возможности рекурсивных фрактальных функций с воспроизведением сложности природных объектов.
Будучи сотрудником научного отдела IBM, Мандельброт сразу поместил свои находки в программную форму, превратив фрактальную геометрию в предмет индустриальных разработок и компьютерного досуга. Среди прочего, она была положена в основу ренедринга псевдоествественных пейзажей, повсеместно используемого в видеоиграх, создании кинематографических спецэффектов и в некоторых научных приложениях. На той же основе были созданы алгоритмы сжатия видео с высоким коэффициентом, которые, впрочем, не получили распространения из-за длительности кодирования. В целом, долгое время возможность не только симуляции, но и воспроизведения существующих естественных форм связывалась с потенциалом фрактальной геометрии.
За последний год уже несколько собеседников попросили прислать им книжку «Мишель Фуко — не только философ. Группа информации по тюрьмам». Интерес к ней вызван и российским репрессивным контекстом, и отчетливо эмансипаторным проектным измерением, которое представлено в яркой биографии Фуко, особенно в период деятельности Группы.
Текст в открытом доступе уже несколько лет. Его можно скачать по этой ссылке.
В основе публикации — лекция о том, как Фуко перерабатывает понятие власти в центральную категорию своих исследований, по мере приобретения беспрецедентного активистского опыта в Группе информации по тюрьмам (ГИТ, 1971-72). В лекции я описываю тактики контр-власти и контр-знания, которые предлагает Группа, анализирую условия ее успеха как антирепрессивного и антидискриминационного проекта, обозначаю точки соединения интеллектуального и политического действия, на которых она выстроена. Отдельная ценность издания — транскрипт обсуждения лекции: его участники делятся рядом «простых» вопросов, отражающих российский взгляд на проблему тюремного заключения, и ее возможные решения.
Если вам интересна тема власти и знания у Фуко в ее интеллектуальном и практическом приложении, в разделе публикаций о переплетении власти и знания вы найдете еще несколько текстов, посвященных этим вопросам.
Отдельно вас могут заинтересовать две небольших статьи, опубликованные в № 9 журнала «Неволя» за 2006 год. Это перевод беседы Фуко с Робером Бадантером, чьи усилия привели к отмене смертной казни во Франции, и мое пояснение к контексту беседы.
Наконец, всем, кому интересно прояснить для себя программу исследований Фуко власти и управления, а также понять, как точнее встроить ее в собственные интеллектуальные или активистские поиски, я рекомендую аудиозапись лекции «Мишель Фуко — править собой, быть управляемым».
— В моем школьном учебнике истории эта гравюра иллюстрировала Тридцатилетнюю войну, — заметил друг-социолог. — Она поразила меня тогда и поражает до сих пор своей выразительностью.
— Не слишком ли это натуралистично и жестоко для подростков? — осторожно усомнился я, мысленно проецируя смелый французский ход в российскую педагогическую чувствительность.
— Я очень рад тому, что понять войну в школе мне помогала эта картина. Она определенно должна оставаться в учебниках, — убежденно ответил он.
Мой французский собеседник уточнил важность послания — педагогического — которое сопутствует новаторству Калло, представившему войну в небатальных и оттого еще более леденящих оттенках этнографии ужаса. Во Франции это послание было услышано давно и ясно: уже в конце XIX века этими гравюрами республиканские учебники иллюстрировали тяготы Старого режима. Материальная наглядность и обыденная серийность насилия, которое они передают, и вправду крайне убедительны. В свете текущих новостных сводок впечатляет их действенный драматизм, который, завораживая взгляд, буквально заставляет видеть в каждой сцене одновременно брутальное свидетельство эпохи и безупречную надысторическую метафору.
Первая — в петербургский суд поступили административные дела против Европейского университета об участии в «нежелательной организации». При удовлетворении исков, если это первый случай, юридическое лицо обязывают к выплате штрафа.
Вторая — «Горби» №3 от 11 ноября 2023 публикует мою статью «От неолиберализма к неомеркантилизму. Поединок эффективности и суверенитета на российских просторах», которая объясняет, как мы оказались за этой гранью, с чего все началось и почему рискует не скоро закончится.
В статье рассмотрен сдвиг от неолиберальных технологий управления 2000-х к новому меркантилизму конца 2010-х. Этот сдвиг прослеживается в трех измерениях: карьерном, экономическом и административном. Соединяя данные из нескольких сфер, я описываю консолидацию текущего политического курса, укорененного в инерционных механизмах экономической безопасности, которые были созданы еще в эпоху глобального кризиса 2008 года; в политической реакции 2012 года, которая выразилась, помимо прочего, в отстранении и перестановках высших государственных чиновников; и в контрреформах силового аппарата с 2017 года. Анализ уточняет наблюдения, изложенные в тексте, опубликованном ранее.
Социоанализ биографии: от нарративов — к траекториям
Спикер: Александр Бикбов, Институт Лотмана (Бохум, Германия) и CERCEC (Париж, Франция). Модератор: Степан Козлов, МВШСЭН
Начало воркшопа 27 октября 2023, в 18.00 (Мск). Формат — дистанционный (zoom). Ссылка для регистрации на конференцию.
Пьеру Бурдье принадлежит не только знаменитая формула «Общественного мнения не существует» (которая прочитывается порою излишне прямолинейно), но и куда менее известная, притом столь же емкая характеристика биографии как иллюзии. В эту формулу Бурдье заложил не только критику иллюзорно гладкой и непрерывной линии биографического нарратива, но и внимание к запросу на освоение и переприсвоение противоречивых и принудительных социальных обстоятельств как серии событий, связанных индивидуальным выбором. Биографии как представлению в исследованиях школы Бурдье сопутствует второе определение биографического: как объективных позиционных свойств, приобретаемых индивидом в процессе социализации и борьбы. Приобретение свойств связывает индивида с социальным пространством через механику габитуса, делая возможной более точную социологическую интерпретацию идей, представлений, символических объективаций.
Анализ этой связи положен в основу предлагаемого воркшопа. Социолог и социальный теоретик Александр Бикбов проиллюстрирует механику и эффекты биографической связи на материале проектов, относящихся к нескольким областям: воображаемым социальным иерархиям, интеллектуальной истории, протестным практикам. Обращение к нескольким проектам позволит более наглядно продемонстрировать методологическую модель. А перемещение от биографических нарративов к эффектам траектории в индивидуальных и коллективных представлениях — связать проблематику воркшопа с вопросами и находками в различных исследовательских пространствах, где используются биографические данные и нарративы.
На странице конференции можно ознакомиться с полной программой и зарегистрироваться на все секции, проходящие в смешанном и дистанционном формате.
For those who are interested, here are three courses that I am giving at Ruhr-Universität Bochum in the fall 2023/24. The courses are held in English, in face-to-face sessions.
Protests in Eastern and Western Europe since 2010
The Russian army invasion of Ukraine in 2022 and international debate on the efficiency of Kremlin propaganda largely obscured the fields of civic critique and resistance in Russia and Ukraine, which fit into a larger space of citizen movements in Eastern and Western Europe. The purpose of the course is to revisit the earlier conditions of civic dissent and activism in several societies and to remap them in the war-time context of a growing political cohesion.
The course links together repertories of action, conceptual and biographical analysis, thus allowing to detect direct relations and structural similarities between Ukrainian Maïdan, Turkish Gezi, Russian Bolotnaya, Spanish Indignatos, American Occupy and French Yellow Vests. The approach developed in the course lets interpret more accurately the war-time transformations of civic sensibilities and tactics of civic counter-power in the changing framework of political authority.
Examining several well documented protest cases unfolded in different parts of Eastern and Western Europe, the course introduces into several important topics going far beyond the typical media coverage. This includes the ways social composition of the protest articulates with claims of leaderless governance and political representation; the role social justice and moral purity play in the inclusiveness and exclusiveness of the civic mobilization; visions of the right of rebellion and of the principles of non-violent resistance according to the educational patterns of the participants. The role of media coverage and of police repressions adds important dimensions in the explanation of the shape and repertory of civic movements.
Everyday life, consumption culture and planned leisure in the late Soviet Union, historical and regional shifts
Since the late 1950s and up to the late 1980s, Soviet governance knew a growing shift from a class-based antagonistic culture to a socially stratified and individually mapped model of the nation. The new culture of “peaceful coexistence“ was based on political and consumer technologies borrowed from a large scope of European and American techniques of governmentality (in terms of Michel Foucault). The governmentality is relying on a growing knowledge concerning population’s own qualities, objectively measured predispositions and even tastes, which serves the base for a rational (“scientific” in the Soviet case) management of its cohesion and loyalty. Soviet supermarkets and leisure camps, cinema theaters and even family flats were shaped in view of the acquired knowledge in demography and consumer practices, while making the population to accept centralized patterns of time usage and material infrastructure.
Traduzione italiana di un’importante analisi sulla trasformazione del regime russo, inizialmente pubblicato in francese.
Il regime politico ed economico della Russia è ancora troppo spesso visto attraverso il prisma degli anni ’90: stato debole, criminalità dilagante, corruzione diffusa. Fenomeni politici di grande portata, tragici come l’invasione dell’Ucraina o sorprendenti come la tenuta dell’economia russa di fronte alle sanzioni internazionali, mancano di una spiegazione che tenga conto della natura composita del capitalismo di stato russo, costruito in più fasi negli ultimi 30 anni.
L’analisi dettagliata presenta il passaggio del regime russo dal neoliberismo degli anni 2000 al neomercantilismo, che segna chiaramente la fine degli anni 2010. L’attenzione è riservata sia alla transizione, che ha assunto la forma militare, sia alla sovrapposizione tra queste due tendenze nei decenni precedenti. Il testo riporta i chiave indicatori economici e sociali e anche alcuni esempi significativi.
